е с л и ничто не важно
т о в с я б о л ь и в и н а з а т о, ч т о т ы н е с д е л а л н и ч е г о п у т н о г о с о с в о е й
ж и з н ь ю — и с ч е з а ю т
Запах прогорклой мочи и нечистот ударяет в ноздри. Противное аммиачное зловоние пропитывает округу. Добро пожаловать в Город Мечты, детка! Встречай заветный Нью-Йорк во всем его мерзостном великолепии. Это тебе не туристическая брошюрка с глянцевыми фоточками, заманчиво переливающимися на свету. Большое Яблоко давно прогнило насквозь и зачервивело. Чем дальше вглубь, тем больше отвратительной реальности, чертовски далекой от вылизанной картинки, подающейся с голубых экранов. Опасные районы и целые кварталы бомжей — такое никогда не покажут в растиражированном голливудском кинофильме, боясь испортить имидж процветающего запада.
Ким сдувает локон спутанных черных волос, раздраженно заправляя его за ухо, ведет узкими плечами, нахохливаясь воробьем, пытающимся укрыться от пронзительного ветра. Да уж, погодка оставляет желать лучшего. Того и гляди дождь ливанет. Надо успеть найти местечко, где перекантоваться. В сраную ножлечку она больше ни ногой — там полно психопатов и моральных уродов, — а для вшивого номера в задрипанном молодежном хостеле, Гарнер сейчас бедна как церковная мышь. Расплачиваться ей нечем, разве что только натурой. В кармане всего-то пара центов и смятая пачка дешевых сигарет, да и в той осталась одна порция никотинового рая с табачным привкусом.
Сворачивая за угол, прижимаясь спиной к стене какой-то закрытой на ночь забегаловки, Ким достает последнюю сигаретку, прокручивая ее между длинных пальцев. Ногти на них покрыты черным лаком, облупившимся кое-где, так, что видна грязь под ними. Ну и похуй! Ей хочется курить, только вот нет «огонька». И как назло поблизости ни души, ни тела. Придется импровизировать. [float=right]
[/float]
Зажав спонсора рака легких между пухлыми губами, оставляя на тонкой бумаге жирные следы от дешевой помады, Кимберли выуживает из кармана одну монетку. Она видела такой фокус в каком-то интернет шоу. Прокатит или нет, черт его знает, но попробовать стоит. Резко чиркая центом по каменной кладке здания, Гарнер пытается высечь искру. Через пару неудач она поддается эмоциям. Начинает психовать, раздувая маленькие, узенькие ноздри. Сигарета выпадает из скривившегося рта прямиком в лужу.
— Вот дерьмо, — ругается она себе под нос, наблюдая за тем, как размокает ее лекарство от голода. Никотин отлично притупляет это сосущее чувство в пустом желудке. Поэтому анорексички всех мастей, от моделей до балерин, часто коптят как паровозы.
Присаживаясь на корточки, Гарнер подумывает вытащить ее из воды, да что толку-то. Промокшая насквозь, сигарета вся расквасилась, расползлась — такую не покуришь нормально. Ждать только, пока она высохнет, а потом скручивать заново. Пошло оно в жопу все. Кимберли не настолько опустилась. Или …
Взгляд ловит собственное отражение в бликах на поверхности воды. Мертвецки бледный свет придорожных фонарей придает ему максимально убогий вид. С той стороны на Гарнер смотрит бледная тень человека, какая-то утопленница с большими глазами. А ведь она планировала стать звездой, покорить Большой Город, петь на сцене или сниматься в кино. ХА! Какая из нее актриса, если Ким даже с единственной ролью справиться не может — быть собой.
В сердцах, она швыряет цент в лужу. Поверхность покрывается рябью, искажает отражения. Теперь оно похоже на глумливое лицо, покрытое морщинами. Гарнер хочется топтать его, прыгать на нем, поднимая брызги, разлетающиеся в разные стороны, но она сдерживается. Несчастная монетка, рикошетит от асфальта, укатываясь в слив у обочины. Поднимаясь на ноги, Ким плетется за ней, просовывая тощую ручонку между решеткой. Ну а что, блять, такого? Это ее последние деньги. На горячий ход-дог не хватит, конечно же, а вот на пачку жевательной резинки с мятным вкусом вполне. Хоть чем-то рот займет.
— На что уставилась, курица? — кричит она полной шлюхе, пристроившейся на противоположной стороне дороги, прямо у фонарного столба, и вскидывает кверху средний палец, доставая монетку только с четвертой попытки. Сука, как же от нее пасет сточными водами. Еще и склизкая вся, аж блевануть тянет от тактильных ощущений.
Брезгливо вытирая злосчастный центр и руку об одежду, Кимберли кладет ее обратно в карман, направляясь в сторону Моррис-авеню. Там метрополитен. Повезет, сможет уговорить охранника разрешить переждать непогоду. А если тот окажется совсем зеленым или, наоборот, пожилым, прокатится по ушам, рассказав слезливую, душераздирающую историю, глядишь, он снизойдет до жалости и покормит чем-нибудь. План патовый, конечно, но другого у нее все равно нет. Пока не разживется баблом, будет выживать, как умеет. Когда кишки в узел завязываются от голода, тут уж не до напускной гордости.
Погруженная в свои мысли, а точнее — в тупую прострацию, лишенную их, Кимберли не заметила, что рядом с ней притормаживает автомобиль. Дорога была безлюдной. Все давно спали по домам, готовясь к очередному наступлению трудовыебудней. Так что, грубый голос, обращенный к ней сквозь опустившееся стекло, прошиб девчушку ударом электрошокера. Встрепенувшись, она обернулась, машинально мазнув тыльной стороной ладони под носом, наблюдая за тем, как мужик помахивает выпивкой.
[float=left]
[/float]— До метро только … — что-то в его взгляде внушает доверие, и Гарнер подходит, открывая пассажирскую дверь. Может, то, что он напоминает ее собственный? Хрен проссышь, если честно, да и неважно ей вовсе. Ким далеко не великий мыслитель. Она из тех дамочек, что награждены привлекательной внешностью, а вот извилинами обделены. Наверное, поэтому, она садится к незнакомцу ночью совершенно спокойно, абсолютно без задней мысли, будучи полностью уверенной, что, в случае необходимости, постоять за себя сможет.
— Я — Кимберли, — представляется она блеклым голосом, смотря на бутылку, а не собеседника. — Могу помочь это выпить, но никаких дополнительных льгот и бонусов за поездку. Впервые взгляд нацеливается на водителя. Оценивающе скользит по грубым чертам лица и массивным ручищам на рулевом колесе. Видок у него, прямо скажет, потасканный. Ничем не лучше ее собственного. Да и в салоне тачки пахнет алкоголем. Походу мужик уже пригубить успел. Заебись, че. Села в тачку к подвыпившему незнакомцу — нет у нее мозга, зато отваги хоть жопой жуй. Ну, ничего страшного, рискнет рыпнуться в ее сторону, получит по яйцам. Уж Кими-то умеет приготовить из них паштет.
— И часто Вы подбираете девушек с обочины? — за напускной вежливостью скрывается подтекст, читающийся в хитром прищуре Гарнер, и приподнятом уголке ее вишневых губ. В интонации благозвучного голоска так и звучит вопрос: «— а не чокнутый маньяк ли ты, дядь?» Только что в этом толку, если она уже едет с ним, отдавшись на волю случая. Будь, что будет. От судьбы не уйдешь: кому суждено сгореть, тот не утонет. С проблемами Ким привыкла разбираться по мере их поступления.
Беря бутылку за горлышко, она откупоривает ее, делая глоток. Алкоголь обжигает горло, стекая в пустой желудок, будто раскаленная магма. Развезет ее быстро, ну и пофиг. Зато согреется.